Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну —
вырасту,
стану особенным.
Из горящего дома вынесу
тебя,
сонную.
Я решусь на все неизвестное,
на все безрассудное —
в море брошусь,
густое,
зловещее,
и спасу тебя!..
Это будет сердцем велено мне,
сердцем
велено...
Но ведь ты же
сильнее меня,
сильней
и уверенней!
Ты сама
готова спасти других
от уныния тяжкого,
ты сама не боишься
ни свиста пурги,
ни огня хрустящего.
Не заблудишься,
не утонешь,
зла
не накопишь
Не заплачешь
и не застонешь,
если захочешь.
Станешь плавной
и станешь ветреной,
если захочешь...
Мне с тобою —
такой уверенной —
трудно
очень.
Хоть нарочно,
хоть на мгновенье —
я прошу,
робея, —
помоги мне
в себя поверить,
стань
слабее. 

Роберт Рождественский

— Я жить без тебя не могу, 
Я с первого дня это понял...
Как будто на полном скаку
Коня вдруг над пропастью поднял.

— И я без тебя не могу.
Я столько ждала! И устала.
Как будто на белом снегу 
Гроза мою душу застала.

Сошлись, разминулись пути,
Но он ей звонил отовсюду.
И тихо просил: «Не грусти...»
И тихое слышалось: «Буду...»

Однажды на полном скаку
С коня он свалился на съемках...
— Я жить без тебя не могу,—
Она ему шепчет в потемках.

Он бредил… Но сила любви
Вновь к жизни его возвращала.
И смерть уступила: «Живи!»
И все начиналось сначала.

— Я жить без тебя не могу...—
Он ей улыбался устало, 
— А помнишь на белом снегу
Гроза тебя как-то застала?

Прилипли снежинки к виску.
И капли росы на ресницах...
Я жить без тебя не смогу, 
И значит, ничто не случится.

Андрей Дементьев, 1947

Бежала, 
как по воздуху. 
С лицом, 
как май, заплаканным. 
И пляшущие волосы 
казались рыжим пламенем. 
И только дыма не было, 
но шла волна горячая... 
Она бежала — 
нежная, 
открытая, 
парящая! 
Звенела, 
будто денежка, 
сама себя нашедшая... 
Не сознавая, 
девочка 
бежала в званье женщины. 
Так убегают узники. 
Летят в метро болельщики. 

И был бюстгальтер узенький, 
как финишная ленточка.

Роберт Рождественский «Бег»

… У сильных женщин всегда в запасе и кольт, и пули,
Они стреляют на пораженье, пусть кто-то судит,
Они обычно в графе о счастье все ставят прочерк,
Не всем понятен азарт в их жизни и мелкий почерк.

У сильных женщин всегда готовы на случай фразы,
Они пьют мало, но напивались хотя б по разу,
У них оплата почасовая с судьбой без сдачи,
Они прекрасно владеют рифмой и редко плачут.

У сильных женщин всегда есть пропуск на крайний север,
Их гордость болью зачем-то в спешке сам Бог измерил,
Их спины в шрамах ночь будет мучить в родной кровати,
Но ни одна бы молить не стала: «Довольно! Хватит!»

У сильных женщин есть право мести, есть прихоть крови,
Но уяснили они как догму: козел не стоит
Ни алкалоза, ни тонких лезвий, ни даже ногтя,
Их раздражает не столько пафос, а сколько похоть.

Они не верят в смерть после жизни, в заморских принцев,
У них есть мамы, и это стоит того, что б биться
За место в мире, когда не знаешь, куда бы деться,
У сильных женщин всегда распяты душа и сердце...

Знаешь, как закалялось во мне зверье?
Это когда тебя мордой о стол,
А ты все равно свое,
Гнешь, не боясь пропустить укол

Гнешь не спуская ему вранье,
Чтобы разрезал нутро глагол,
Чтоб раскатилось внутри вытье,
Как бы он далеко не зашел,

Как не твердило бежать чутье
Дальше, глубже в подпол,
Бьешься покуда его ружье
В гроб твой не вгонит последний кол. 

Влада Королева

ласками недоласканную
поцелуями недоцелованную
мне бы тебя опасную
мне бы тебя буйную
нежностью не изнеженную
устами не устланную
мне бы тебя безмятежную
мне бы тебя лунную
сердцем пустым рассерженную
малой душой задушенную
мне бы тебя заснеженную
мне бы тебя соскученную
телом неутепленную
винами невиновную
мне бы тебя влюбленную
мне бы тебя томную

С чего ты взяла, что я злюсь? 
Я же прощаю тебя в сотый раз, 
Хоть сам не часто и признаюсь, 
Потому что мне дорог взгляд твоих глаз. 

С чего ты взяла, что я злюсь? 
Я не держу на тебя обид, 
Быть может, потому что грусть 
на душе без твоих молитв. 

С чего ты взяла, что я злюсь? 
Не виню я тебя ни в чем, 
Пусть оступилась, пусть, 
Потому что когда горячо 
Можно обжечься, пусть 
Будет больно, пусть... 
Я ведь не злюсь, не злюсь… 
Потому что мир без тебя пуст. 

Отодвинув мечты и устав от идей, 
Жду зимы как другие не ждут. 
Помнишь, ты обещал, что не будет дождей? 
А они всё идут и идут… 

Удивлённо смотрю из квартирных окон — 
Я во сне или всё ж наяву? 
Помнишь, ты говорил, что вся жизнь — это сон? 
Я проснулась, и странно, живу… 

А назавтра опять мне играть свою роль, 
И смеяться опять невпопад. 
Помнишь, ты говорил, что любовь — это боль?! 
Ты ошибся, любовь — это ад…

Анна Ахматова

Сохнут капли на ресницах ненакрашенных… 
Этот август душу вымочил насквозь… 
Оставайся… Я тебя не буду спрашивать — 
как жилось тебе и с кем тебе спалось… 

У тебя сейчас глаза синее синего… 
Ты стоишь, а я растерян — в пух и прах… 
Оставайся… Я же знаю, что ты сильная, 
чтоб не каяться сейчас во всех грехах… 

Мы не связаны ни кольцами ни кухнями… 
не припомню, чтобы сохли от любви… 
Ты стоишь, а я взахлёб твой запах нюхаю 
и каштановые волосы твои… 

У тебя сейчас слова такие нежные… 
Ты не каешься, но ловишь каждый миг… 
Оставайся… у меня не храм, конечно же, 
я к монашкам, так уж вышло, не привык… 

Павел Покровский

Как хорошо быть чьей-то навсегда
И знать, что это не слова пустые.
Как хлеб, делить и душу и года,
Глядеть в глаза безмерно дорогие.

Как хорошо быть чьим — то навсегда
И знать, что не оставит, не обманет,
И вытащит из-под любого льда,
И никогда любить не перестанет.

Родное тело обнимать в ночи
И знать, что будет так уже навеки, 
Сливаться вместе, как весной ручьи,
Тонуть в родном дыхании и смехе. 

И освежать, как летняя гроза,
И чувствовать, как греешься и греешь,
И знать, что в этих дорогих глазах
Ты никогда уже не постареешь.

Зельвин Горн